ПРОСТАЯ РОКОВАЯ ЖЕНЩИНА

       Вся кинокарьера Тани Друбич -- это цепь случайных совпадений, которых могло и не быть. И даже, как она считает, лучше бы их на самом деле не было.

       Она совсем не меняется. Недавно Сережа Бунтман, с которым Таня училась в одной школе, позвал ее к себе на "Эхо Москвы" и тоже поразился: все ее ровесники уже сорокалетние взрослые дяди и тети, а она какой была в "Ста днях после детства", такой и осталась. Мечтательная, грустноглазая девочка в венке из полевых цветов, с французской книжкой в руке, от которой она каждый раз нехотя отрывает свой взгляд, чтобы заглянуть в объектив с каким-то рассеянным безразличием.
       Впрочем, Таня Друбич никогда не скрывала, что умные книги ей всегда интереснее собственных фильмов, а новые люди -- сыгранных ролей. Может быть, поэтому вся ее кинокарьера -- цепь случайных совпадений, которых могло и не быть. И даже лучше, если бы их не было. Это она сама мне сказала. И без всякого надрыва. Как о чем-то, что давно поняла, осознала и сделала выводы.
       Собственно, когда Друбич отказалась поступать во ВГИК, где ее ждали, а пошла учиться на врача, стало ясно, что девушка она с характером. Да и потом, когда вдруг оказалась нарасхват и уверенно набирала виражи, став одной из первых наших звезд, ничего в своей жизни менять не захотела. Районная поликлиника, прием больных, кабинет с трафаретной надписью на двери "врач Т. Друбич", белый халат на вешалке и стопки пухлых историй болезни на столе. Она дорожила этим порядком и накрахмаленной белизной не меньше, а может, и больше, чем фестивальными призами и глянцевыми обложками "Советского экрана", где регулярно печатались ее портреты. Это была ее настоящая жизнь, где она отвечала за себя, где была абсолютно уверена в том, что делает, где чувствовала себя нужной. А кино? Сон, наваждение, каникулы без начала и конца. Здесь полагалось лишь терпеливо дожидаться, когда поставят свет, не смотреть в объектив, менять платья, говорить заученные слова, а лучше всего кротко молчать и слушать, что говорят другие. И нужна она была здесь по большому счету только одному человеку. Но об этом чуть позже.
       
Проклятая цыганка
       -- Ну не лежит у меня душа к Полине, -- жалуется мне Таня. Речь идет о еще не снятом фильме, посвященном Тургеневу и любви всей его жизни -- знаменитой певице Полине Виардо. Соловьев давно ходит вокруг этой истории, примериваясь то так, то эдак. Фильм дорогой, костюмный, по нынешним временам снять его не так-то легко. А тут еще разные неприятности пошли одна за другой: банковский кризис, смена начальства в Госкино, а по весне он вдруг заболел. Как будто кто-то очень не хочет, чтобы этот фильм состоялся.
       -- На самом деле это Полина не хочет, -- совершенно серьезно говорит Таня. -- Недаром мать Ивана Сергеевича звала ее "проклятая цыганка". Не надо нам было этой истории касаться...
       -- А что тебе в ней не нравится?
       -- Тургенева жалко. Что же до их отношений, можно остановиться на самой щадящей версии, по которой он полюбил женщину, не созданную для семейного счастья. Она с рождения была предназначена для музыки, сцены, а не для того, чтобы стать m-me Turgenev. И муж у нее уже был -- Луи Виардо. Человек степенный, много старше Полины, обожавший ее и посвятивший ей всю жизнь. Кстати, он был одним из лучших французских переводчиков тургеневской прозы. У Полины были и другие мужчины. От них она рожала детей. И у Тургенева была дочь от крепостной, которую потом взяла на воспитание Виардо. Не думаю, что она до конца понимала, кто такой Тургенев. Для нее он оставался просто русским барином, незадачливым сыном властной матери. Может быть, здесь будет уместна аналогия еще с одной знаменитой француженкой -- с Мариной Влади. Когда Высоцкий был жив, она тоже до конца не понимала, что это за поэт. Мне рассказывали, как во время его похорон Марина подошла к занавешенному окну, раздвинула штору и буквально остолбенела, не смея поверить своим глазам. Она и представить себе не могла, что вся эта несметная толпа может оказаться здесь, на Таганке, только ради того, чтобы проститься с ее мужем. На самом деле очень грустная история. И у Высоцкого, и у Тургенева. И какие похожие финалы! Всенародные похороны, возлюбленные-иностранки, не понимающие, отчего же все так скорбят.
       -- Что же, по-твоему, получается, нельзя русским мужикам иметь дело с француженками?
-- Можно, только не стоит в таком случае рассчитывать на happy end.
       
Девочка-загадка
       У великой любви не бывает счастливых финалов, даже если все закончилось свадебными колоколами и семейным чаепитием на террасе в окружении внуков и правнуков. Всегда где-нибудь на дне этой любви таится невысказанная печаль и обида, чье-нибудь сожженное письмо, зачеркнутые строки, вырванные из дневника страницы. Таня Друбич свою жизнь от чужих глаз суеверно бережет. Журналистов избегает. Интервью почти не дает, а если соглашается, то говорит о чем угодно, только не о себе. "Мы все заложники отвратительной системы воспитания, мы не умеем говорить 'нет', -- признается Таня. -- Мне самой пришлось этому долго учиться".
       Я знаю, что сейчас она живет одна. ("Не одна, -- поправляет меня Таня -- у меня дочь Анна, ей скоро пятнадцать".) Что до недавнего фильма Эльдара Рязанова "Привет, дуралеи!" лет шесть она нигде не снималась, а теперь вот "Тургенев", с которым до сих пор все непонятно. Знаю, что у нее есть своя фирма в Германии, дом в Жуковке и огромный черный "лендровер", похожий на траурный катафалк, который она водит умело и осторожно, как опытный шофер. Когда я вижу, как она в темных очках, замкнутая и сосредоточенная, едва придерживая руль, набирает номер сотового телефона, когда слышу, как она заводит деловой разговор спокойным голосом, когда встречаю ее на каком-нибудь очередном эстетском фотовернисаже или в гулком фойе консерватории, я думаю о том, что на самом деле Друбич и есть классический тип роковой женщины. Femme fatale. Нет, не из тех сумасшедших инферналок Достоевского, что пьют чужую кровь, бьются в истерике и жгут деньги в камине. И не из числа расчетливых львиц, рыщущих в поисках богатой добычи и острых ощущений. Другая порода. Случайная спутница на пути, молчаливая странница на дорогах жизни. Она приходит молча и исчезает без объяснений. Только, может быть, фары ее "лендровера" полыхнут рубиновым светом, просигналив всем безумцам, норовящим устремиться в погоню: "Опасно для жизни, господа!"
       Первым, кто не побоялся рискнуть, был Сергей Соловьев. Тане тогда исполнилось 13 лет. И она ездила с мамой на "Мосфильм" от метро "Киевская" на троллейбусе. Девочка-загадка, вокруг которой бурлят нешуточные страсти и вспыхивают дикие подростковые ссоры, которая одним своим безмолвным присутствием создает такое напряжение, что граненые стаканы с вишневым компотом разлетаются и бьются в пионерской столовой, как бокалы с шампанским на гусарских пирушках. Под их звон, в дыму воображаемых дуэльных выстрелов, в мерцающем полумраке свечей она предстала в "Ста днях после детства" этаким пионерлагерным "чудным мгновением", чтобы потом во множестве вариаций повторять в сущности один и тот же сюжет. Искушения и соблазна, соблазна и искушения. Вечная Елена, за которую все готовы сражаться, чтобы в конце концов она не досталась никому. До Друбич наш кинематограф почти не знал таких женщин. Из ее дальних предшественниц можно назвать одну Веру Холодную. Сама она всю жизнь влюблена в Татьяну Самойлову, чью роль Анны Карениной однажды попыталась примерить на себя. Когда я спрашиваю, ощущает ли она себя роковой женщиной, Таня только пожимает плечами.
       -- Я -- роковая? Да нет, что ты! Я миролюбивый человек. Ненавижу конфликты, двусмысленные ситуации. По мне проще сказать сразу все как есть. По-моему, так роковые женщины себя не ведут. Лукавить, играть, интриговать -- не для меня. Говорю без всякой бравады. Скорее это признание в собственной примитивности. А может быть, сказываются издержки нашего общего воспитания. Ведь в нас никто не воспитывал женщин. Нас готовили в боевые подруги. Вынести с поля боя, остановить на скаку коня или, на худой конец, защитить диссертацию -- всегда пожалуйста. А вот чтобы капризничать, сводить с ума, иметь право на свои маленькие причуды -- это уже из какой-то другой, неведомой мне жизни. Я никогда не хотела выбирать. И так во всем -- от выбора платья до выбора профессии. Жизнь выбирала за меня. И на медицинский я пошла не потому, что такая жутко принципиальная. Просто понимала: актерство -- это не мое. Завидую новому поколению. Сейчас, когда я с Аней иду в магазин, она уже совершенно точно знает, чего она хочет, что ей идет, что нет. А я по-прежнему там теряюсь. Мямлю что-то, как будто перед всеми виновата. И даже перед этой любезной продавщицей.
       
Жена режиссера
       Сюжет ее отношений с Сергеем Соловьевым в общем традиционен. Мэтр увидел девочку, мэтр полюбил девочку, мэтр сделал девочку звездой... В основе этого сюжета лежит, как правило, настоящее чувство, негасимая страсть к творчеству и... приличная разница в возрасте. Карло Понти и София Лорен, Жан-Люк Годар и Анна Карина, Настасья Кински и Роман Полански. Сколько раз это уже все проходили. Прошла и Таня Друбич с Сергеем Соловьевым.
       -- Ты не поверишь, но это было счастье. Он мне так нравился. Талантливый, потрясающе остроумный, живой. Ни секунды не думала, что он ниже меня ростом, что у нас такая разница в возрасте, что вместе мы смотримся, наверное, комично. Он относился ко мне так трепетно, так благородно. Влюблена я была бесконечно. Хотя никогда не воспринимала его как человека, с которым проживу всю жизнь. Брак -- это очень для меня серьезно. Меня так воспитали, что если уж выходить замуж, то навсегда. А с Сережей, я понимала, так не получится. К тому же он был женат. Он оставался для меня богом. Мне было совершенно неважно, какой у меня при нем статус. Муза, актриса, подруга? Вполне достаточно. Я знала, что перспектива развода ему тягостна и неприятна, поэтому ни на чем не настаивала, никак его не торопила. Все бы так, наверное, и продолжалось, если бы он не познакомил меня со своим другом, известным ныне во всем мире скрипачом. Друг был молод, умен, талантлив и, что существенно, совершенно холост. В общем, очень скоро он предложил мне выйти за него замуж. Когда Соловьев об этом узнал, от былого равнодушия к матримониальным проблемам не осталось и следа. Он развил бешеную деятельность: мгновенно оформил развод, всех построил, всех обменял, я и опомниться не успела, как он меня уже представлял всем своей женой.
       Несмотря на эти перемены, в их отношениях мало что изменилось. Она по-прежнему боготворила его, он по-прежнему видел ее только в главных ролях, они по-прежнему жили на два дома. В бытовом отношении было тяжеловато, особенно после рождения дочки, но сейчас Таня вспоминает об этом времени даже с нежностью.
       
Бунт Галатеи
       Помню, однажды я увидел их вместе на спектакле Анатолия Васильева "Серсо". Зальчик крохотный. На сто мест. Сидели они близко. Странная пара: грустная, небрежно причесанная девочка в бархатном пиджаке и джинсах и немолодой господин, годящийся ей в отцы, который не обращает на нее почти никакого внимания. Было понятно, что ей полагается быть рядом, почтительно внимать, как он общается с Максимилианом Шеллом и другими знаменитостями, вежливо улыбаться их умным разговорам, изо всех сил силясь скрыть усталость или скуку, которые уже притаились в ее черных глазах.
       Сегодня она считает, что испортила Соловьеву жизнь. У нее есть этот комплекс последней правдолюбки, склонность во всем винить себя.
       -- Мне кажется, лучше бы я не снималась у Сережи. Он ведь романтик. Он видел во мне нечто идеальное. С чего бы это? Обычная московская девочка из приличной семьи. Но он настаивал на моем участии, даже когда у него в фильме не было для меня роли. Например, в "Ассе", где я такая искусственная, зажатая, неинтересная. Конечно, я подчинялась, но в душе копилась беспросветная усталость от этой постоянной необходимости все принимать, всем восхищаться. В какой-то момент мне стало казаться, что я выгляжу в его фильмах как на дурацких фотографиях, сделанных где-нибудь на пляже в Сочи, когда лицо вставлено в уже готовый трафарет. Ужасно провинциально! Между тем когда я посмотрела, на мой взгляд, лучший фильм Соловьева, "Чужая белая и рябой", где играла Людмила Савельева, то подумала: "Боже, как же я ему мешала все эти годы. Какое замечательное кино он мог бы снимать без меня!"
       Жизнь сложилась, как она сложилась. И сегодня, когда Таня говорит с Соловьевым по телефону, в ее голосе звучат терпеливые интонации врача, беседующего с тяжелым пациентом. Нет, она не знает, какого цвета здание, где будет проходить фотосъемка, да, найти вход очень просто, стоит только завернуть за угол. Нет, Ани здесь нет, она приедет позже. Почему позже? Потому что у нее уроки.
       А потом в разгар приготовлений к съемке он вдруг появится. Маленький, бородатый, чем-то уже недовольный и сердитый на всех. И, конечно, в первую очередь на нее, прекрасную, с распущенными волосами, в подвенечном платье от Nina Ricci, в котором ее будет снимать для "Домового" их давний друг маэстро Валерий Плотников. В самой встрече двух бывших супругов чувствовалась какая-то неловкость, усугубленная присутствием чужих людей, ее свадебным нарядом и виноватыми взглядами, которыми она обменивалась с Плотниковым. Прошло уже десять лет, как они расстались, но Соловьев по-прежнему ощущает себя ее режиссером и покровителем. Отсюда и неловкость. Взглядом собственника он окидывает ее голые плечи, ее прическу. Молча сует ей в руки какой-то сверток (цилиндр для Ани), неодобрительно оглядывает всех вокруг и, не говоря ни слова, уходит.
       
Анна Каренина: двойной дубль
       Потом в ее жизни появился другой мужчина. О нем она никогда не рассказывает. Самое большое испытание в ее жизни. Он был тоже старше ее. Тоже женат. И тоже хотел снимать ее в кино, потому что тоже режиссер. Они сходились, расставались, сходились вновь. Все это на фоне бурной горбачевской весны и новых надежд, которыми тогда все дышали. Таня с ее неистребимым романтизмом, с ее привычкой идти до конца и никогда не врать, как будто нашла себя в этом времени, устремившись в него и в новую любовь, как в омут. Соловьев, который знал все с самого начала, собирался ставить тогда "Анну Каренину". Их семейная коллизия почти совпадала со сценарной разработкой будущего фильма. На Анну он пробовал других актрис, но лучшей была она. Похудевшая, какая-то внутренне опаленная, еще более прекрасная. Ее черно-белые кинопробы напоминали трагические врубелевские лики. Принцесса модерна. В галерее великих ее Анна выглядела самой юной и самой обреченной. Казалось, у нее нет сил сопротивляться ни чужой воле, ни собственному чувству, ни страшному потоку жизни, который тащил ее прямиком на шпалы станции Обираловка.
       Фильм не состоялся. Анну она не сыграла. С Соловьевым развелась. И с тем, кого любила, тоже в конце в концов рассталась.
       -- Не знаю, к счастью или печали, но мы не герои трагедии. В наше время даже самые сильные чувства чреваты лишь банальным адюльтером и дележом жилплощади. С Сережей таких проблем не было. У каждого из нас была своя квартира. Свой тыл. Когда я ему все рассказала об Иване, он просто молча взял пальто и ушел, чтобы больше никогда не возвращаться. Удивительно, но потом он даже ни разу не поинтересовался, где я, с кем, что со мной. Как отрезал. А ты говоришь: femme fatale! Ни тебе дуэли, ни даже элементарного выяснения отношений с соперником. А ведь нас связывало почти пятнадцать лет жизни, я по-прежнему продолжала сниматься в его фильмах, со мной оставалась наша дочь... Не понимаю. Наверное, тут сработала чисто мужская психологическая защита. Я тоже выживала как могла, уйдя с головой в медицину, в воспитание ребенка, в строительство дома. По-прежнему поступали приглашения от режиссеров. Некоторые были даже весьма заманчивыми. Например, недавно сыграла у Александра Зельдовича в фильме "Москва". Фильм до конца, кажется, так и не сняли, но сценарий Владимира Сорокина очень интересный. Есть идея подготовить для НТВ цикл передач под интригующим названием "Практика". В общем, жизнь продолжается.
       Со всеми своими бывшими мужчинам Таня старается поддерживать ровные, дружеские отношения. Они никогда не забывают поздравить ее с днем рождения и обязательно звонят, когда у них что-нибудь заболит. А сейчас у нее новое увлечение -- Иосиф Бродский.
       -- Ты читал его беседы с Соломоном Волковым? -- интересуются она у меня. -- Потрясающая книга. Какой же все-таки Бродский умный! Я бы много отдала, чтобы самой с ним поговорить.
       -- Если бы это произошло, его жизнь сложилась бы иначе.
       -- Ты считаешь?
       -- Он тогда бы вернулся в Россию, чтобы увидеть тебя и умереть.
       -- А может быть, он бы и не умер, -- улыбнулась Таня. -- Ты забыл, что я врач.
       
       СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ